Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Имела сегодня разговор со своим внутренним Рэймондом Смитом (это самая лучшая часть меня). Мы пришли к выводу, что из всей этой хуйни нас вытащат:
а) дисциплина*;
б) расписание aka to-do лист;
в) long-term планирование;
* — дисциплина подразумевает нервные срывы строго по графику.
(Вот сегодня я не имела возможности побегать по потолку, когда мне отказали в очередной вакансии, потому что "знаете, там кого-то из родственников взяли").

Короче, нужно затолкать все эмоции поглубже и следовать пунктикам в блокноте :3

В целом всё ужасно, не знаю, вот музык:

@темы: музыка и немцы, — how are you? — i don't know

---

Я мильён лет откладывала этот пост, потому что такая откровенность даже наедине с собой — очень uncomfortable.
И вот, раскачиваясь на очередных эмоциональных качельках и задаваясь сакраментальным "да что со мной, блядь, не так?" я поняла, что вообще-то дофига со мной всего не так.

Ж., легендарная женщина и матушка Капитана, как-то недавно выдала что-то про ожидание принца на белом коне, ссылаясь на мой возраст и тотальное одиночество. И я вот просто не знаю даже, как вежливо объяснить, что я не жду принца на белом коне, я вообще никого не жду. В принципе. Никогда. В смысле, о боже мой, у меня в доме к сожалению есть зеркала и я вижу, что там показывают. В смысле, да кому оно надо? Я не только отличаюсь характером с припиздью, так ещё и общей некрасивостью. Говоря прямо — ну я вот не знаю, кто даже чисто теоретически может меня захотеть, женщина ли, мужчина ли. Даже если кто-то такой странный найдётся, я скорее перееду в США, чем разденусь перед другим человеком.
И по-моему, мне это просто не дано. Любить других людей, в смысле. Я очень давно уже в плане чувств инвалид с эмоциональным диапазоном зубочистки. Нежную привязанность я испытываю к придуманным персонажам, животным, чему-то неодушевленному, а вот к живым людям — нет. Люди рядом мне нахер не сдались и вообще моя идея-фикс — жить одной.

Но в то же время живёт во мне тоска по всему тому, чего у меня нет. Старая тоска, привычная, иногда тихая, иногда очень кусачая, и когда она просыпается — я падаю на самое днище и отчаянно, самозабвенно себя ненавижу. Тоска по тому, что прошло мимо меня. Недавно сестра в разговоре сказала что-то про 16 лет, мол, это же такой замечательный возраст, который никогда не повторится. И тут у меня что-то щёлкнуло и я поняла, почему простигосподи Волчанка мне в душу запала. Да, потому что она про подростов, ну, если отбросить все остальное. Про всё то, что как-то прошло мимо меня, и чего у меня уже никогда не будет: 16-17 лет, юношеские влюблённости, переживания, веселье, планы на жизнь, школа, домашка, "ну ма-а-а-ам, ещё 5 минуточек".

Я совершенно, безнадёжно пустая. Иногда от этого осознания горько, иногда — никак. И я могу сколько угодно притворяться замечательным добрым солнышком, но бесконечно проецировать то, чего в тебе на самом деле нет, очень утомляет. И жизнь — не фичок, я буду одна, я буду пуста, потому что не починюсь по волшебству, я вообще, блядь, никак не починюсь. За столько лет пора бы уже это понять и принять всё так, как есть, а у меня всё не получается.

@темы: — how are you? — i don't know

---

Хочу, чтобы эта песня играла отовсюду ваще, до того Feuerschwanz задорно её закаверили!

@темы: музыка и немцы

---

и вот мы дошли до фиков по Мейз Раннеру!

Спасатель, его собака, бывшая жена и другие подробности

PG-13; слэш; Томас, Ньют, Тереза в роли бывшей, немного Минхо, ОЖП
Модерн-АУ, повседневность; ~7700 слов.

Саммари: Район, принявший Томаса в свои распростёртые объятия, был известен в городе как Тихая Гавань. Ироничней этого было только то, что с Ньютом Томаса познакомила Тереза.

1. Модерн-АУ, будни и бессюжетная бытовуха. Семь тысяч и семь сотен слов, в которых ничего не происходит.
2. Название придумано по аналогии с названием книги «Сантехник, его кот, жена и другие подробности» Славы Сэ, которую я так и не прочитала.
3. Я, к сожалению, не шарю в работе экстренных служб в Штатах, так что матчасть здесь пала жертвой полёта фантазии.

Когда они с Терезой разъезжались, Томас едва не ушёл в запой. Просто потому, что иначе всё это его нежная психика закалённого спасателя не вывозила. Томас как раз был в отпуске, и даже на работу отвлечься не получалось.
Слава богу, у них хотя бы не было детей.

— Я имею в виду, у неё был тот самый вид, Минхо. Тот самый вид, который говорит тебе: «Ты так меня выбесил, сукин ты сын, и даже Иисус тебя не спасёт. Останешься с голым задом и умрёшь в одиночестве». Я на всю жизнь запомнил это выражение лица.
Минхо бессовестно заржал и махнул бармену повторить. Чувство сострадания ему было неведомо.
Впереди ещё маячил развод.

По большому счёту, претензий друг к другу у них не было и можно было бы разойтись тихо-мирно, но разъезд-развод-раздел имущества, видимо, неизбежно спускал в людях какой-то триггер. Чтобы наговорить друг другу много лишнего и похлопать дверями. Чтобы припомнить всё, что было и всё, чего не было. Чтобы произнести сакраментальное «надо было слушать маму!»

Бракоразводный процесс и раздел совместно нажитого имущества прошли мимо Томаса, как сцены кошмарного сна. Он всё ещё плохо представлял себе, как быть одному, а юридические и судебные проволочки вытрясли из него напоследок всю душу.
— Я заебался, — бубнил Томас в столешницу. — Я хочу уже конец фильма. Это действительно происходит?
— Ничего, старик, — Минхо похлопал его по спине. — Вот оклемаешься, и займёмся твоей личной жизнью.
Томас скривился. Неважно, как они с Терезой расстались, но они прожили вместе без малого шесть лет, так что теперь Томас сомневался, что его навыки по налаживанию личной жизни окончательно не заржавели.

И вообще ему было не до того.

Квартиру в центре он оставил Терезе. Вообще почти всё оставил Терезе; все пожитки Томаса уместились в его видавший виды Вольво. Не мудрствуя лукаво, он забил на всё и снял квартиру в самом дерьмовом районе города. Именно поэтому, а ещё потому, что район был в хтонических ебенях, не самая крохотная двушка стоила копейки — даже для Томаса, с его не очень шикарными возможностями. В квартире была хреновая звукоизоляция и древнющая мебель. И постоянно перегорала лампочка в прихожей. На кухне от стен грустно отходили обои. Томас ободрал их совсем и закрасил стены в мятный и белый. Ему было всё равно, где жить, и как-то не тянуло на дизайнерские подвиги.

Можно было, конечно, заморочиться поиском собственного жилья. Даже нужно было, наверное. Но Томасу не хотелось.

Минхо оценил его новое пристанище, оценил новых соседей, оценил масштабы чужой апатии и сказал:
— Чувак, только давай без этого.
— Чего?
— Этого, — Минхо сложил руки крестом на груди и чуть откинулся назад, закрывая глаза.

Соседи у Томаса были все как один колоритные. По вечерам на улицу стабильно выползала местная «бесоёбствующая богема», как назвал их Минхо. Это был дешёвый, некрасивый, серый район, и люди здесь жили под стать: пропойцы, безработные, суровые работяги, отчаявшиеся, давно махнувшие на себя женщины, и просто все, кого сюда по каким-то причинам занесла жизнь. На подобное Томас тоже не очень обращал внимание. С соседями по дому ему повезло — никто не шумел и не скандалил, а большего ему и не нужно было.

Едва въехав, Томас познакомился с Кассандрой.

Кассандра была звездой района. Как позже выяснилось, она жила в соседнем с Томасом подъезде. Никто не знал точно, сколько ей лет, но по виду она годилась Томасу в матери. Она всегда красила губы в ярко-розовый, всегда собирала волосы в высокий пучок и всегда была подшофе. Это была внушительная темнокожая женщина — на полторы головы выше и в полтора раза шире не самого маленького Томаса. Знакомство их началось с того, что как-то вечером Кассандра поймала его по пути с работы и проникновенно заглянула в глаза.
— Какой красавчик к нам приехал, — вынесла она вердикт, осматривая Томаса довольным взглядом удава, поймавшего кролика. — Займёшь два бакса до понедельника?
Томас так охренел, что занял.
В понедельник утром Кассандра честно вернула ему деньги, а во вторник снова попросила два бакса. Как оказалось, так происходило всегда. Что-то вроде местной уже традиции.

Как-то утром, проезжая мимо исписанных граффити гаражей, Томас подумал, что в таких вот городских ебенях есть какое-то своё ненормальное очарование.
Минхо, приехавший к нему однажды под вечер, с очень задумчивым лицом сообщил:
— Кажется, мне нужен пистолет.
Томас почти подавился воздухом.
— Зачем?
— Я не собираюсь показываться в здешних местах безоружным. Томас, — Минхо вдруг перешёл на громкий шёпот, — кажется, я сейчас видел, как двое грузили в машину тело!
Томас недоумённо моргнул, а потом заржал.
— Минхо, — выговорил он, — мне жаль даже тебя разочаровывать, но скорее всего это дружки Ника из восемнадцатого транспортируют его домой. Пятница же.
— А ты, я смотрю, быстро освоился, — сказал Минхо.

/ / /

Район, принявший Томаса в свои распростёртые объятия, был известен в городе как Тихая Гавань.
Ироничней этого было только то, что с Ньютом Томаса познакомила Тереза.

/ / /

Через несколько месяцев после развода и совершенно мёртвой тишины между ними Томасу пришло сообщение:
«Том, я нашла твой сертификат, на нём написано «О повышении квалификации сотрудников и работников в качестве нештатных санитарных инструкторов». Он тебе нужен?»
Томас несколько минут молча попялился в телефон. Попялился в стену. Попытался понять, чувствует ли он что-нибудь по этому поводу. По поводу Терезы, не сертификата. Сертификат, конечно, забрать было нужно — в его профессии никогда не знаешь, когда он пригодится.
«Привет, Тереза. Да, нужен, спасибо, что сообщила, — а ведь могла и выкинуть, — подумалось Томасу. — Я заеду, заберу?»
«Ок. Только не домой. Сможешь заехать ко мне на работу?»
«Да»
«Помнишь ещё, во сколько я заканчиваю?»
Томас закатил глаза.
«Помню»
«Тогда завтра давай»
Он прислал ей значок ОК.

Он ждал Терезу, прогуливаясь по маленькой аллее между парковкой для сотрудников и входом в клинику. Здесь очень легко было представить, что всё ещё как прежде, и сейчас Тереза выпорхнет из дверей — уставшая, но довольная — и они поедут домой. Вместе. Томас вздохнул. У них же были хорошие годы. Были. А потом всё просто закончилось.

Тереза была не одна — она вышла вместе с высоким молодым мужчиной. Они о чём-то разговаривали, и Томас видел, что она улыбается. Всегда стремительная Тереза сейчас шла, подстраиваясь под небыстрый шаг своего спутника. Он ощутимо хромал.
— Привет, Том, — сказала она.
Томас кивнул, рассматривая бывшую жену. Она смотрела на него в ответ, улыбаясь, но глаза были холодные-холодные. Томас не мог не отметить, что Тереза и этот человек вместе выглядят… неплохо. Он почти ожидал укола ревности, но ничего такого не произошло.
— Пойдём, — она мягко потянула Томаса за собой. — Твоя бумага в машине. К слову, Ньют, могу тебя подвезти.
— Не стоит, спасибо, — тут же отозвался тот.
— Уверен? Мне несложно.
— Уверен. Правда, Тереза, не нужно.
Она строго посмотрела на Ньюта, но потом улыбнулась — совсем не так, как только что улыбалась Томасу. Томас шёл рядом и чувствовал себя не в своей тарелке. Тереза вдруг повернулась к нему и, спохватившись, сказала:
— Том, знакомься, — она чуть притормозила, — это Ньют. Ньют, Томас.
Томас молча протянул руку для приветствия.
— А у тебя как дела? Слышала, ты перебрался в Тихую Гавань? — спросила Тереза.
— Так и есть.
— Надо же, никогда бы не подумала.
Прежде, чем Томас успел брякнуть какую-нибудь глупость, вдруг подал голос Ньют.
— Там не так плохо. Я там жил что-то около полугода, когда только приехал в город.
Томас согласно кивнул. Они как раз добрались до парковки, и Ньют, снова отказавшись от предложения Терезы подвезти, вежливо с ними распрощался и похромал прочь. Тереза открыла машину и отдала Томасу сертификат — тонкие зелёные корочки. Он прижал их к груди и как-то беспомощно на неё посмотрел.
— А теперь честно, Том, — сказала она, — как у тебя дела?
— Неплохо. Честно, Тереза, всё в норме. В Гавани просто жильё дешевле, — пожал он плечами.
— Я так и подумала.
— А ты как?
Она улыбнулась, на этот раз куда приветливей, и перекинула волосы через плечо.
— Хорошо.
Он кивнул, не зная, что ещё спросить. Потом указал в сторону ушедшего Ньюта, и вопрос сорвался с языка раньше, чем Томас успел подумать:
— Вы с ним?..
У Терезы округлились глаза.
— Нет, Том. Ньют мой пациент, Господи Иисусе. Уже давно, к слову говоря. Я работала с ним, ещё когда носила твою фамилию.
— Ты не рассказывала.
Она пожала плечами с видом «а чего ты хотел?» Она, конечно, была права. Последний год совместной жизни они вообще мало чем друг с другом делились.
Тереза, решившая, видимо, что хватит с неё Томаса, в конце концов церемонно распрощалась с ним и, похлопав напоследок по плечу, уехала.

У них действительно были хорошие, замечательные просто годы, и тогда Томас думал, что ближе человека у него нет и не будет. Он до сих пор не знал точно, когда это хрупкое, тёплое, родное между ними закончилось. Помнил только почему-то очень отчётливо этот день, когда посмотрел на Терезу — и не почувствовал ничего из того, что чувствовал к ней раньше. Как оказалось, это у них тоже было взаимно.

— Я сегодня видел Терезу, — сказал Томас Минхо позже этим вечером. — Не одну.
— Оу. И?
Томас пожал плечами и выговорил по слогам:
— Ни-че-го. Правда, она сказала, что это просто её пациент, но даже если бы это был не просто пациент. Ничего, — он вздохнул и в который раз сказал: — Надо было нам расстаться раньше.
— Надо было, — подтвердил Минхо. — Последний год был ужасен. И всё же поверь мне, расстались вы ещё неплохо. Теперь ты свободен, Тереза свободна, и я не собираюсь смотреть, как ты киснешь в одиночестве, чувак. Женим тебя снова. Или выдадим замуж, неважно.
— Теперь только после тебя, Минхо, — ухмыльнулся Томас.
Минхо пропустил его слова мимо ушей.
— Ты, помню, рассказывал про ту девушку с работы… Бренда, да? Диспетчер? Ты говорил, она славная.
— О, нет, нет-нет-нет.
— Давай, пригласи её на свидание!
— Я натравлю на тебя Кассандру, — обречённо простонал Томас.
Минхо широко, заговорщицки улыбался.

Бренду на свидание он так и не пригласил.

/ / /

— Томас, как насчёт двух баксов?
Томас на автомате протянул деньги. По его ощущениям, Кассандра всегда находилась где-то рядом с их домом. Всегда. Он даже не знал, работает ли она и бывает ли в собственной квартире. Она спрятала деньги в декольте и с прищуром посмотрела на Томаса.
— Хреново выглядишь.
— Плохо сплю, — буркнул тот.
— Этот всё от недостатка сексуальной активности, — назидательно подняла палец женщина.
— В смысле?
Кассандра пожала плечами.
— В прямом. Отлично потрахался — отлично спишь.
— Тебе бы доктором быть, — не сдержал смешка Томас.
— Это жизненный опыт, мальчик мой. Серьёзно, почему я не видела тебя ни с кем, кроме твоего мелкого кузена и странноватого дружка? По-моему, он меня боится, — пробормотала Кассандра, словно размышляя.
— Чак или Минхо?
— О, Минхо. Так вот как его зовут.
Томас закатил глаза и фыркнул.
— Мне пора на работу, Кэсс.
— Скучной тебе смены, — привычно пожелала она и вдогонку уже прокричала: — И помни про сексуальную активность!

Такую фамильярность Кассандра могла себе позволить. К тому времени Томас уже примелькался и стал для обитателей Гавани своим. Даже самая отбитая «богема» его никогда не задирала и не приставала с просьбами занять или присоединиться. Во-первых, все знали, что Томас «мужик норм», но всё больше сам по себе и на работе пропадает. Во-вторых, работа и принесла ему то самое молчаливое уважение, потому что спасатель — это вам не жук лапкой потрогал. Томас видел некоторую жесть. Томас людей спасает и вообще может всё.

Томас соседей не разубеждал. Да, видел. Да, спасал.

Иногда, конечно, он просто вскрывал замки в чужих дверях, когда ключи безнадёжно застревали. Не бог весть что, но ведь для людей, которые наконец-то могли попасть в родную квартиру, неприметный кто-то в униформе — тоже супергерой. Хотя бы на несколько минут.

Ньют стоял, опираясь стену, и выглядел очень несчастным. И очень уставшим. Томас, увидев его, так офигел, что от неожиданности едва не выронил свой чудо-чемоданчик. По вытянувшемуся выражению лица Ньюта можно было сделать вывод, что он чувствует то же самое.
— О, — сказал он. — Привет.
— Привет. Ньют, верно?
Ньют кивнул в ответ. Томас немножко лукавил — он прекрасно запомнил и лицо, и имя, даже если видел его всего ничего и пару месяцев назад.
— Неожиданно, конечно, — улыбнулся Ньют. — А ты…
— Ага. Сотрудник экстренных служб как он есть.
— Но…
— У меня уже смена закончилась, — пояснил Томас, прекрасно понимая, что Ньют имеет в виду его нерабочий вид. — Сейчас тут разберусь и поеду одеяло покупать. Ну, наверное поеду.
Бренда с этим вызовом поймала его за локоток, когда Томас как раз заглянул к ней попрощаться. Томас воспротивился, но Бренда была непреклонна со своим «это всего лишь несчастная дверь, Томас, и тебе всё равно по пути, не вредничай». Томас сдался. Да и как бросить горемычного кого-то там, кто домой попасть не может. Кто же знал, что это будет Ньют.
— Одеяло?
— Именно. Зима близко, все дела.
Одеяло ему действительно было нужно. Нормальное, тёплое, а не имевшееся в распоряжении тонюсенькое нечто, под которым он точно рисковал замёрзнуть, едва только похолодает.
Томас присел перед дверью на корточки и осмотрел фронт работ. Оценил дверь — дверь была тяжёлая, железная, добротная такая дверь.
— Тебе повезло, замок вырезать не придётся, — вынес он вердикт. — Ну, или срезать дверь с петель, и такое бывает.
— Вырезать?
— А ты как думал, что бы мы тут ещё делали. У меня болгарка в машине, всегда с собой вожу, незаменимая вещь.
Ньют ощутимо содрогнулся. Томас посмотрел на него подозрительно, но тот только помотал головой — ничего, мол.
— Не парься, принцесса, — сказал Томас, открывая чемоданчик, — я тебя сейчас спасу.
Ну, если бы он шапочно уже Ньюта не знал, вряд ли бы так говорил. Ньют на это лишь ухмыльнулся и снова прислонился спиной к стене, перенося вес влево. Томас заметил.
— Я постараюсь побыстрее.
— Всё в порядке, — отмахнулся Ньют. — Кстати, до сих пор живёшь в Тихой Гавани? — Томас угукнул, потому что зажимал в зубах какую-то железку. — Я там в своё время всякого насмотрелся. И всё равно переезжать, помню, было жаль.
— Наверное, это что-то вроде Стокгольмского синдрома, — предположил Томас. — Думаю, меня ждёт то же самое. Мой друг, конечно, убеждён, что меня уже безнадёжно засосало в местный колорит, но осесть там насовсем я не планирую.
— Слушай, а Кассандра? Видел её?
— Мы живём в одном доме.

Пока они обменивались историями о самой выдающейся женщине Гавани, Томас шустренько разобрался с заклинившим замком. Когда он открыл дверь и протянул хозяину ключи, тот посмотрел на него глазами самого счастливого на Земле человека.
— Спасибо, Томас, — с чувством поблагодарил Ньют и заглянул в квартиру. На лице его промелькнула болезненная гримаса, когда он сделал шаг. — Боже, никогда ещё так не радовался возвращению домой. Хотя вру, было один раз.
— Всегда пожалуйста, — Томас защёлкнул чемоданчик и отряхнул колени. — Ты в порядке?
— Что? А, да, порядок. Спасибо тебе ещё раз.
Томас кивнул. Нужно было уходить, но уходить просто так почему-то не хотелось, а что ещё сказать, он не знал. Ньют разрешил его душевные метания.
— Сходим как-нибудь в бар за мой счёт? Или просто ужин? — он улыбнулся и пояснил: — В конце концов, твоя смена уже закончилась, получается, ты возился тут исключительно по доброте душевной. Я не могу отпустить тебя с одним «спасибо».
— Ты…
— Странный, мне говорили. А у тебя уставший вид.
Томас открыл и закрыл рот. Ньюту самому было явно непросто всё ещё стоять на ногах, но при этом он обратил внимание на чью-ту там помятую после смены физиономию. С другой стороны, этот самый человек тоже питал необъяснимую симпатию к Тихой Гавани — кто знает, чего от него ещё можно ожидать.

Через неделю почти ему на фейсбуке пришло сообщение:
«Как там твоё одеяло?»
Это было довольно внезапно. И то, что Ньют вообще его нашёл — Томас не был до конца уверен, что Ньют тогда говорил серьёзно, — и то, что он вспомнил про одеяло, которое Томас, конечно, не купил — закрутился, забыл, забил.
«Почему ты вообще вспомнил?»
«К выходным обещали резкое похолодание. Вдруг в кои-то веки не ошибаются, а ты без одеяла. Без огромного, тёплого, мягкого одеяла»
«Мне немедленно захотелось спать»
«Так ты купил одеяло или нет?»
«Нет»
«Так я и думал. Окей, будущий капитан Сосулька, бар или ужин? Я обещал, помнишь? Выбирай»
Томас выбрал бар.

/ / /

И они пошли в бар, и потом встретились ещё раз, и ещё, и ещё. Они завязали диалог в мессенджере — и внезапно все их разговоры словно превратились в одну цельную беседу без начала и конца. О Ньюте почти сразу же узнал Минхо, потому что Минхо в принципе зорко отслеживал всё происходящее в жизни лучшего друга, и сошёлся с ним тоже сразу же, потому что, ну, это Ньют. Томас не представлял, как с ним можно не поладить. У Минхо, правда, была в запасе куча дурацких историй из их совместного детства, и он обожал ими делится, найдя в Ньюте неподдельно заинтересованного слушателя и заставляя Томаса пробивать рукой лицо. Эти двое явно спелись. Томаса всё устраивало.

«Во сколько ты заканчиваешь? У Минхо там какие-то загадочные планы на вечер»
«Понятия не имею. У нас сегодня собрание, я вот как раз морально готовлюсь»
«К чему?»
«Ты не знаешь моё начальство. У нас даже банальная летучка превращается в акт лишения невинности без согласия и предварительных ласк»
«Какой интересный перифраз»
«Стараюсь. Мы же интеллигентные, образованные люди»
«Что есть, то есть. Я вот из-за тебя даже выучил слово «перифраз»
«Зачёт автоматом, Томас»
«Спасибо, сэр. Так что насчёт вечера?»
«Я отпишусь»

Ньют, да, был преподавателем. Изначально он специализировался на истории английского языка, но сейчас сфера его научных интересов всё больше переползала в лингвокультурологию. На нём висели занятия, конференции, дополнительные курсы, заочники, выпускники и прочая нечисть, но Ньют свою работу любил. Иногда он мог случайно зацепиться в разговоре за какую-нибудь ерунду и начать разглагольствовать о чём-то в духе лингвокультурных типажей или шумерской клинописи, но Томас всё равно слушал его, как пифию. Возможно, дело было в глазах — глаза у Ньюта были умопомрачительно красивые, и на Томаса они действовали, как дудочка заклинателя змей.

А ещё Ньют назвал его щенка Дартом Вейдером.

Щенок у него появился волей случая в лице Кассандры. Она почти припёрла его к подъездной двери как-то рано утром, когда Томас возвращался с ночной смены, и ласково пророкотала:
— Томас, у меня есть для тебя кое-что, от чего ты не сможешь отказаться.
Не будь Томас таким уставшим и сонным, он бы всерьёз испугался.
— Не мучай моё воображение, страшная ты женщина, — попросил он.
Кассандра закатила глаза, но ходить вокруг да около не стала.
— Хочешь собаку, Томас?
— Что? — Томас даже немножечко проснулся.
— Собаку. Щенка.
— Откуда у тебя щенки?
— Он один. Винс раздаёт, я взяла для тебя.
Томас потёр глаза.
— Кассандра. Ну какая мне собака. Я живу на съёмной квартире и работаю столько-не-живут часов в месяц.
Женщина посмотрела на него снизу-вверх, словно оценивая, всем своим видом и приподнятой бровью транслируя, что ни хрена это не аргументы, и сказала:
— Пф. Это метис той-терьера и таксы, он не будет большим и гулять три часа в день с ним не надо.
— Но…
— Сынок, я живу в этом доме всю жизнь, и твоя квартира сдаётся уже лет пятнадцать. В ней за это время столько всего случалось, что лучше не знать. К тому же, леди Ви всегда разрешала селиться с домашними животными.
Томас молчал, обдумывая предложение. Собак он любил, очень любил, но как-то всё было не до того, и он уже смирился, что свой питомец у него будет дай бог на пенсии.
— У меня даже нет ничего для него, — пробормотал он наконец, уже чувствуя, что сдастся.
Кассандра широко улыбнулась.
— Это щенок размером с ладошку, Томас. Ему не надо много.
— С чего ты вообще взяла, что мне нужна собака?
Она посмотрела вдруг очень серьёзно.
— Потому что человеку должно о ком-то заботится и кого-то любить. Это есть у нас, Томас, вот здесь, — Кассандра легонько похлопала его по груди. — Нас такими Господь создал, если ты в него, конечно, веришь.
Томас не нашёлся, что ответить.

Через пять минут Кассандра принесла ему щенка. Щенок был таким мелким, что походил на бумажник с чёрными блестящими глазами. Они — и смешной влажный нос — разбили Томасу сердце за считанные секунды.
— Привет, мелочь, — сказал он. — Пойдёшь ко мне жить?
Щенок в ответ попытался облизать ему лицо, и Томас рассмеялся.
— Он принесёт тебе счастье, вот увидишь, — напророчила ему на прощание Кассандра.

Отоспавшись после смены, он даже не сразу вспомнил о собаке, а потому немало удивился, обнаружив щенка, деловито изучающего его кухню. Томас в задумчивости плюхнулся прямо на пол, и щенок, забавно переваливаясь, тут же прискакал к нему на руки. Он обнюхал всё, до чего дотянулся, попытался тяпнуть за палец и всё тыкался мокрым носом Томасу в ладони.
— У меня сейчас из-за тебя случится передоз умиления, — пробубнил Томас щенку. — Пойдём, набросаем список, чего тебе нужно купить.
Он достал телефон, чтобы создать заметку, но передумал и вместо этого открыл мессенджер. Мелочь тут же заинтересованно полезла носом в экран.
«Кое-кто очень хочет с тобой познакомиться», — написал Томас Ньюту.
«Обычно так говорит моя сестра и ничего хорошего из этого не выходит»
«Тебе понравится, обещаю»
«А так говорил один… Ладно, это лишняя информация. Колись уже, Томми»
Томас ухмыльнулся и отправил ответом фотографию собаки. Ньют прислал кучу восклицательных знаков и строчил что-то ещё, но Томас, не дожидаясь, написал:
«Приедешь знакомиться?»
«Спрашиваешь ещё. Только скажи точно, где ты живёшь»
«Я заеду за тобой»
Томас почесал нос, глядя на зависший карандашик. Как-то так вышло, что все их встречи до этого проходили на нейтральной территории. Или у Минхо. Потому что Тихая Гавань всё ещё оставалась ебенями, пусть и весьма милыми сердцу Томаса.
Ньют, естественно, воспротивился. Томас отбрехался совпадением маршрутов и всё равно в итоге привёз его сам. Так было, ну, спокойней.

Они вышли из машины и услышали, как в соседнем, кажется, дворе кто-то на три не очень трезвых голоса распевал развесёлую матную песенку про рыбака и русалку. Ньют обвёл пейзаж взглядом и рассмеялся:
— Узнаю Тихую Гавань!

Щенячья мелочь радостно обтявкала их, стоило только открыть дверь. Пять секунд — и Томас лично стал свидетелем тому, как взрослый мужик превращается в розовую сахарную лужицу.
— Ты хоть понимаешь, что купил меня с потрохами, Томми? — позже этим вечером спросил его Ньют.
— Таков и был мой замысел.
Он сидел, привалившись спиной к дивану, и сквозь ресницы наблюдал за Ньютом, который распластался прямо на ковре. Щенок неутомимо крутился рядом, крайне довольный всеобщим вниманием, и всё пытался потаскать Ньюта за волосы.
— Как ты его назовёшь?
— Не знаю. Не придумал ещё.
— Помню, у моих бабушки и дедушки была собака, дворняжка обычная, но умнее пса я в жизни не видел. Так вот его звали Лосось.
Ньют рассказывал что-то ещё, лёжа на спине, но Томас уже не очень вслушивался в то, что он там вещал, потому что просто залип в моменте. На то, как Ньют лениво жестикулировал и как всё время сползали засученные до локтей рукава великоватого ему свитера. На то, как он постоянно отвлекался на щенка и каким расслабленным и домашним выглядел.
— …закончилось всё тем, что родители посадили нас с Соней под домашний арест на две недели. Обидно было — жуть, и… Томми, ты не слушаешь.
Томас моргнул, среагировав на звук собственного имени и обличающий тон.
— Я задумался.
— Конечно-конечно, — Ньют перевернулся на живот и подпёр кулаком подбородок.
— Честное слово.
— Ты как один из моих студентов, которые на лекциях выпадают из реальности. Даже не знаю, мне уже начинать сомневаться в своём преподавательском таланте?
— Смею тебя заверить, что дело вовсе не в преподавательском таланте.
— А в чём тогда?
— В необъятной харизме. Она немножечко отвлекает, — Ньют фыркнул. — Хотя готов поспорить, что на твоих занятиях стопроцентная посещаемость и студенты тебя обожают.
— Всё-то ты знаешь, — Ньют проследил за тем, как щенок усердно тянул Томаса за штанину. — По-моему, наша мелкая радость проголодалась.

Щенок довольно умял все свои щенячьи, сбалансированные, богатые чем-то там вкусняшки и с новой энергией принялся приставать к людям.
— Ты спать вообще собираешься? Вы же, мелкие, вроде должны дофига спать? — поинтересовался Томас, ставя на плиту чайник.
Щенок не обращал на него внимания. Он крутился у ног Ньюта, который сидел на кухонном пуфике, и явно просился на ручки. Тот умостил щенка у себя на коленках и принялся легонько почёсывать его за ушками.
— Ньют, ты мне зверя разбалуешь.
— Ну извини. Ничего не могу с собой поделать.
В подтверждение своих слов Ньют сделал «бип», мазнув пальцем по щенячьему носу. Томас с безнадёжностью подумал, что завидует собственной собаке.

Мысль его, впрочем, не удивила. Ньют вошёл в его жизнь легко и просто, но — незаметно, как-то исподволь, не так, как это случилось с Терезой, которая захлестнула его, подобно урагану. Ньют вошёл в его жизнь основательно и всерьёз. Томас не прилагал почти никаких усилий к узнаванию другого человека, всё приходило к нему само собой. Он однажды понял, что, например, в точности может сказать, сколько Ньют сможет пробыть в вертикальном положении прежде, чем потребуется сесть, при этом понятия не имея, когда он успел это узнать. Если бы Томас верил в перерождения, он бы решил, что знал его во всех жизнях до, настолько Ньют казался знакомым.

Когда Ньют уже собирался домой, Томас вдруг поймал его в прихожей за рукав и потащил за собой, прижав к губам палец.
Мелочь наконец угомонилась и уснула около батареи в гостиной, на сбившемся комом пледе. Во сне щенок громко с присвистом сопел.
— Дарт Вейдер! — весёлым шёпотом сказал Ньют. — Нет, ты послушай, это точно Дарт Вейдер!
Томас прыснул.
Имя так и прижилось, чуть позже трансформировавшись в домашнее Энакин или совсем ласковое Эни. Минхо одобрил и обращался к собакену не иначе как «мой лорд».

/ / /

Рождество и Новый Год промчались мимо Томаса. В его службе это был один из самых беспокойных и загруженных сезонов в году, и Томас работал иногда по две смены подряд или срывался на очередной срочный вызов посреди ночи. Ударили аномальные для их региона морозы; Дарт Вейдер с помощью пронзительного и преданного взгляда выбил себе местечко на хозяйской кровати — под огромным тёплым одеялом, которое Томас, наконец, купил. В Рождество он работал и лишь через день смог ровно на двое суток выбраться к родителям. У Ньюта заканчивалось полугодие, и он тоже зашивался. Жители Тихой Гавани отмечали праздники, как в последний раз. Возвращаясь под утро с затянувшейся смены, Томас увидел на подъездной дорожке у дома яркие кляксы крови и нисколько не удивился. Кассандра подарила ему ловец снов и обняла с силой промышленных тисков. За собакой, когда сам Томас не мог, присматривал Чак.

Через три недели после праздников ему написала Тереза и предложила встретиться.

В кафе Томас заходил с опаской. Тереза сидела за самым дальним столиком и с задумчивым видом грела руки об огромную чашку чая. Перед ней нетронутым стояло маленькое пирожное. Она поприветствовала его, улыбнувшись, и Томас кивнул в ответ, всё ещё не зная, чего ждать.
— Давно не виделись, Том, — сказала Тереза.
— Давно. Ты удивила меня эти приглашением, если честно.
Она посмотрела в окно, постукивая ногтями по чашке.
— Я понимаю. Я просто… не знаю, хотела узнать, как ты?
Томас пожал плечами.
— Всё там же, всё так же. Собаку вот завёл.
— Правда?
— Ага, — он достал телефон и показал Терезе фотку подросшего щенка. — Зовут Дартом Вейдером.
— Вейдером? Он же выглядит, как сладкая булочка.
— Зато пыхтит во сне, как Вейдер, — он вздохнул и забрал телефон. — А ещё влюбляет в себя людей примерно за десять секунд. Десять — это рекорд, столько потребовалось, чтобы покорить Минхо. С Чаком он вообще разделался за целых ноль секунд.
Тереза рассмеялась.
— А сколько потребовалось бы мне?
Томас картинно прищурился, прикидывая.
— Ставлю на пять секунд, как и с Ньютом.
— Ньют? — переспросила Тереза. — Тот самый? Вы общаетесь?
— Так вышло, — пожал Томас плечами и немного отвлёкся, заказывая кофе. — Мы потом снова встретились, случайно, я ему дверь вскрывал. И вроде как подружились.
— Надо же. Знала бы, познакомила вас раньше, я ведь с ним не первый год работаю.
Ох, Тереза, — подумалось Томасу, — ты даже не представляешь.
— Да нет, я думаю, всё произошло именно тогда, когда нужно было, — сказал он.
— Передавай ему привет при случае.
Томасу принесли кофе. Они ударились в болтовню об общих знакомых и работе друг друга, вежливо поинтересовались здоровьем родителей, и к середине своей чашки Томас понял, что вот так мирно трепаться с Терезой, в общем-то, здорово. Она, словно прочитав его мысли, вдруг сказала:
— Я хотела извиниться перед тобой, Том.
Он на всякий случай отставил кофе, порадовавшись, что не успел сделать глоток.
— За что?
— За всё сразу. За то, как вела себя, когда мы расставались. За всё, что наговорила тебе. Ты этого не заслуживал. У нас было много хорошего, и разошлись мы по обоюдному желанию, так что… Извини меня, Томас. Это было некрасиво.
Такого поворота Томас точно не ожидал. Он прямо чувствовал, какое у него ошарашенное выражение лица.
— Я… — он замялся и взлохматил волосы, — я понимаю, кажется, о чём ты, Тереза. Ты меня тоже извини. Я тоже говорил лишнее.
Тереза улыбнулась и чокнулась с ним чашкой.
— Хорошо.
— Знаешь, — произнёс Томас после паузы, — а я ведь думал, что проживу с тобой всю жизнь.
Тереза снова перевела взгляд на улицу, где как раз зажигались фонари, и долго ничего не говорила.
— Да, — сказала она наконец. — Я тоже так думала.
Что-то было в её лице, что-то, чему Томас не мог дать точного названия, но знал — это что-то появляется, только когда думаешь о совершенно определённом человеке. Он почувствовал, как на лице его расползается широкая улыбка.
— Тереза.
Она моргнула, перевела на него взгляд — и её щёки вдруг стал заливать румянец. Вдруг перед ним снова была та самая девчонка, с которой он познакомился много лет назад. Девчонка с упрямым характером и огромным чувством сострадания, которая училась на медика из искреннего желания помогать.
— Тереза, — Томас улыбнулся ещё шире. — Ты кого-то встретила?
Она потёрла щёки, метнув в него недовольный взгляд, на что Томас только фыркнул.
— Да, — сказала Тереза, поняв, что её раскусили. — Его зовут Арис.
— По-моему, он неплохо на тебя влияет, — заключил Томас, откидываясь на спинку стула.
Тереза закатила глаза и несильно пнула его в голень.
— Так вы…
— Нет, — оборвала она его.
— Но ты же… Погоди, что не так?
— Он младше.
— Ему что, пятнадцать?
— Вот ты дурак что ли совсем? — с обречённым вздохом спросила Тереза. — Не отвечай, и так знаю. Ему двадцать два.
Томас поднял брови.
— Цитируя одну мою знакомую, «ну и чего ты маешься»?
— У нас разница в шесть лет, Том! В семь почти!
— Всё ещё не вижу проблем.
— Это потому что ты мужик.
— Вот именно, Тереза. Я мужик и я не вижу проблем. Арис тоже мужик и тоже, как я понимаю, не видит проблем. Вывод?
— Не обсуждать свою личную жизнь с бывшем мужем, вот какой вывод, — пробормотала Тереза.
— Да ладно тебе, я же серьёзно. Я за тебя рад. Выброси из головы всякую чушь.
— Как скажешь, солнышко, — медовым голосом пообещала она, и Томас понял, что на сегодня тема закрыта. — Расскажи лучше, как Рождество провёл?

/ / /

Через две недели ему позвонил Ньют и загадочным тоном промурлыкал в трубку:
— Не хотел ли бы ты провести со мной ночь, Томми?
— Какой вы, — тут же подхватил Томас. — Почему же только ночь? Я открыт для более смелых предложений.
Ньют приглушённо рассмеялся.
— Потому что меня выперла из дома родная сестра. Пустишь переночевать?
— Да без проблем. Что-то случилось?
— Нет, всё нормально. Во сколько ты заканчиваешь?
— В семь. Я могу зае…
— Увидимся! — перебил его Ньют и отключился.

Вечером у подъезда Томас застал мирно беседовавших Ньюта и Кассандру. Зрелище было сюрреалистичным, но крайне занятным. Женщина курила — наверняка опять свои любимые сигареты, такие крепкие, что у Томаса от одного дыма слезились глаза. Завидев его, она помахала рукой и прокричала:
— Во имя материнской любви, Томас! Откуда ты откопал парня, который только что уложил всю школьную программу по литературе в двадцать минут? Он ещё и жил здесь когда-то!
Кассандра протянула подошедшему Томасу два бакса — был понедельник — и кивнула на Ньюта.
— Я пригласила его в гости, чтобы не дожидаться тебя здесь, но, как видишь, мы здесь. Не надо было начинать знакомство с рассказа, как бабуля учила меня магии вуду.
— Не надо было, — покивал Томас. — Это жутковато.
— Оглянись, мальчик мой, мы в Гавани, тут в принципе место не для слабонервных, — она внимательно осмотрела их с головы до ног. Хмыкнула. Сощурилась и махнула рукой. — Идите уже с глаз моих.

В тёмной прихожей, где снова перегорела лампочка, на них напал Дарт Вейдер. Узнав в пришедшем человеке Ньюта, он радостно заскулил и запрыгал на месте, требуя внимания, любви и чесания за ушками.
— Энакин, — укорил его Томас, — хотя бы отогреться нашему гостю дай. Тебе найти что-нибудь на переодеться? — обратился он уже к Ньюту.
— Было бы неплохо. Я даже не заезжал домой.
Томас мысленно вздохнул и в который раз повторил себе, что дело не так уж плохо.
Дело было швах.
Ньют был в его квартире, в его одежде, болтал с его собакой, разбирал продукты из привезённого с собой пакета — «это взятка, Томми» — и собирался готовить пасту. Он легко ориентировался на чужой кухне, деловито сновал туда-сюда и преступно органично смотрелся среди старой мебели, повидавшей примерно миллион жильцов, и мятно-белых стен, крашенных на отъебись. Томас мельком задумался, как бы Ньют смотрелся на кухне собственного дома, а не съёмной квартиры, и тут же запретил себе об этом думать.
— Ты бы полегче, Ньют, — предупредил он. — Я, знаешь ли, быстро привыкаю к хорошему.
— Как и все мы, — отозвался тот.
— Очень быстро.
— Хочешь сказать, что завтра позвонишь мне и пригласишь снова приготовить ужин?
Томас незаметно ущипнул себя за запястье.
— А ты бы согласился?
Он моментально пожалел о своём вопросе, потому что Ньют улыбнулся и ответил:
— Конечно.
На плите зашипела закипевшая и убежавшая вода. Ньют чертыхнулся, а Томас от греха подальше пошёл кормить Энакина.
— И всё-таки, — начал он, на всякий случай не отрывая взгляда от жующей собаки, — ты так и не сказал, почему не ночуешь дома.
— Ничего криминального, — Ньют хлопал дверцами шкафчиков. — Соня, как ты знаешь, давно уже живёт со своей девушкой. Недавно они поссорились, да так, что она пару дней жила у меня. И сегодня её девушка пришла мириться. Видимо, вполне успешно, потому что моя дорогая сестрица написала мне с прочувствованной просьбой переночевать где-нибудь. Такие дела.
— Из-за чего поругались-то?
— Сам не знаю. Соня мне так и не призналась. Попробуй на соль?

Дело совершенно точно было швах.

К ночи поднялся ветер. Окна гостиной и спальни в квартире Томаса выходили на одну сторону, а перед его домом больше не было высотных строений, так что ветер беспрепятственно бился в окна, задувал в малейшие щели и бросал в стёкла пригоршни снежной крупы. Ньют, завернувшись в одеяло, бездумно пялился в уличную темень. Томас сидел на диване, с пледом и Энакином под боком; по телевизору шла какая-то часть Бондианы, на которую он абсолютно не обращал внимания. На ум пришла старая квартира и почти сразу же, конечно, Тереза.
— Кстати, — вспомнил он. — Тереза передавала тебе привет.
Ньют обернулся.
— Тереза?
— Да. Мы с ней виделись недавно.
— И как прошло?
Томас пожал плечами, машинально поглаживая гладкую тёплую спину задремавшей собаки.
— На удивление хорошо. Поболтали за жизнь, как старые приятели.
— Могу я спросить, почему вы разошлись?
— Можешь, конечно, — Томас помолчал, подбирая слова. — Мы просто разлюбили друг друга, вот и всё. Не сразу разъехались, потому что, ну, знаешь, «а вдруг?», но нет. Ничего уже было не вернуть.
— В таком случае хорошо, что разошлись.
— Моя мать с тобой бы поспорила.
Ньют улыбнулся.
— Я понимаю, к чему ты клонишь, но всё же. Пытаться любить без любви — это путь в никуда, по-моему. Никакое стремление сохранить семью здесь не поможет. Да, иногда людей держат дети, но в вашем случае… Оставайтесь друзьями, Тереза ведь классная, тем более если расстались мирно.
— Ну, не то, чтобы мирно, — признал Томас. — И иди уже сюда, там холодно.
— Ты понял, о чём я, — проговорил Ньют, плотнее заворачиваясь в одеяло и послушно перебираясь на диван. Томас сел вполоборота, чтобы видеть его лицо.
— Понял. Что насчёт тебя?
— Откровенность за откровенность? Ну, мои последние отношения закончились тем, что мне на прощание сказали «лучше бы ты со мной ебался так, как ебёшься со своей диссертацией», — он задумчиво потёр переносицу. — Это было больше двух лет назад, и очень скоро мне стало не до сердечных терзаний. А диссертацию я до сих пор не дописал.
— Это то, о чём я думаю?
— Да. Не смотри так, — он мягко улыбнулся. — Я спокойно к этому отношусь и спокойно об этом рассказываю.
— Мне не рассказывал.
— Ты не спрашивал.
— Не было подходящего случая. Это подходящий? — Ньют махнул рукой, мол, более чем. — Тогда расскажи мне.
Ньют поправил одеяло, посмотрел в окно.
— Знаешь, как говорят, Томми? Хочешь насмешить богов — расскажи им о своих планах.
Это он в полной мере прочувствовал на себе.

Ничто, конечно же, не предвещало, а потом просто появилась машина, при обгоне вылетевшая на встречку; водитель был пьян в ноль. Я здесь только потому, — говорил Ньют, — что каким-то чудом успел уклониться от прямого удара лоб в лоб. Его зажало в собственной машине, и приехавшие парамедики вытащить сами не смогли, так что из салона его вырезали коллеги Томаса. Один из спасателей всё время болтал какую-то чушь, чуть ли не анекдоты категории Б, не затыкался просто, пытался отвлечь.
— Ты был в сознании? — удивился Томас.
Ньют кивнул — ни на секунду не вырубился, представляешь? В итоге оказалось, что нога у него сломана в трёх местах, один из переломов открытый. Томас спросил о втором водителе, Ньют ограничился лаконичным «жив», и расспрашивать дальше Томас не стал. Потом было несколько операций, железо в ноге и недели без движения. Мне повезло, — говорил Ньют, — с лечащими врачами и Соней. И с Терезой — терпеливой, талантливой и преданной своему делу Терезой, которой он теперь будет благодарен всю жизнь. Она занималась его реабилитацией с самого начала, от и до, заново практически учила ходить. Так что к медикам и людям с болгаркой у меня с тех пор совершенно особенное отношение, — с улыбкой сказал Ньют и сжал его пальцы. Томас только тогда заметил, что держит его за руку, хотя совершенно не помнил, как так получилось. И ещё Ньют сказал — такие события, вроде бы, обычно причисляют к разряду разделивших жизнь на до и после, только я не хочу никаких до и после. Я просто хочу свой дом в один этаж, чтобы без лестниц.

Томас, при всей пройденной им когда-то подготовке и тренингах, не знал, что сказать, но на самом деле Ньюту и не нужно было, чтобы он что-то говорил — Томас как-то это понял, и не стал говорить ничего. Дарт Вейдер между ними завозился, закряхтел, потянулся всем телом и затих снова. Ньют аккуратно накрыл его краешком томасова пледа.

/ / /

Весна пришла тихо и быстро. Аномально холодная зима закончилась чуть не в пару дней, разом. Сошёл снег, земля просохла и прогрелась, по утрам стали петь птицы, а п

@темы: фик, бегущий

---

И чуть-чуть животрепещущих хроник "Вьен и поиски работы".
Опытным путём выяснилось, что в педагогику я нимагу. Да, из меня бы вышел классный учитель, да, дети меня любят, да, я знаю свой предмет, но моя и без того нестабильная крыша мне дороже. Говорю себе, что мне не должно быть стыдно за то, что у меня не получается, однако всё равно стыдно.
Но я не могу.
Тут же подыскалось кое-что другое: непыльное, стабильное, мало людей, норм платят, не придётся добираться на оленях, но по сути своей — оператор ПК. Может, я глубоко неправа, но я всё ещё в сомнениях, потому что как-то уже несолидно и честное слово, хотелось бы работу поинтересней.
Вообще была классная вакансия, как раз по мне, заниматься реставрацией архивных документов, я вот точно знаю, что я бы эту работу* любила, но кто-то успел полюбить её раньше меня :<
* — платили там вот как раз ровно столько, чтобы это можно было назвать "работой", а не волонтёрством или там актом доброй воли.

Иногда у меня возникает идея стряхнуть пыль с первого диплома, и вариант такой есть.
И вот если он не выгорит, тогда, пожалуй, придётся довольствоваться тем, что дают.

@темы: из жизни лесных тварей

---

Ведьмак, простигосподи

Ночь темна и полна ужасов, а это фик, с которого началось расписывание ручечки после долгого, очень долгого перерыва.

Ребро дня
PG-13; джен, доходящий таки до детского слэша к самому концу; Геральт, Лютик, Калантэ, Цири, Йеннифер
Фэнтези, Леди Ястреб!АУ, ~18500 слов.
История о двух проклятых и одной маленькой девочке.

1. Леди Ястреб!АУ, потому что легло на них, как родное.
2. От обоих канонов, честно говоря, остался только антураж.
3. Вольное обращение с географией (так, например, Цинтра стала северным королевством).
4. Цири хоть и из довольно знатного рода, но не принцесса.
5. Политики тут не должно было быть вообще, но в процессе я имела неосторожность читать очередную книжку по истории Руси и вот.
6. Дохрена диалогов.

На Фикбуке.

@темы: фик, ведьмачье

---

Кто бы мог подумать, ну вот кто бы мог подумать, что в 20-прости-господи-20 меня догонит Бегущий? /pun intended/ Мне уже даже по возрасту не положено. В принципе крайне неловко падать в коматозные фандомы, и без того изначально сомнительные.
Окей, не мы выбираем жижу, жижа выбирает нас, но всё равно пздц

Чувствую себя древним дедом в ясельной группе. В голове на радостях разверзлись все хтонические глубины разом, и теперь на меня очень укоризненно смотрят в несознанке набранные сколько-то там тысяч слов.
Ужасно! Почему они, почему я, почему сейчас

До последнего думала, что Джеймс Дэшнер пиздит по поводу Crank Palace, а он не пиздел!
Потому что нужно больше страданий!
Нахер иди, Джеймс Дэшнер.

UPD. "I hope you enjoy hearing from Newt one last time".
НАХЕР ИДИ, ДЖЕЙМС ДЭШНЕР!

@темы: бегущий